Проект «Дневники Хивинского похода». Глава 6

Несмотря на успехи русских войск в Средней Азии, заставившие смириться кокандцев (1864–1865 гг.) и бухарцев (1868 г.), Хива, окруженная неприступными пустынями, особенно в жаркое время года, ввиду наших неудачных походов 1717 года (Бековича) и 1839 года (Перовского) считала себя непобедимою, дерзко и заносчиво вела себя, не обращала никакого внимания на все сношения с нею Туркестанского генерал-губернатора генерала Кауфмана, старавшегося установить мирные отношения с ханом. Хивинцы грабили на наших путях торговые караваны, уводили в плен людей, продавая их в рабство, и своими набегами возбуждали наших кочевников и постоянно тревожили наши границы. Все наши старания войти в мирные сношения с Хивою были безуспешны. Необходимо было навсегда смирить хивинцев силой оружия. Такова была цель экспедиции 1873 года.

Из Кавказского, Туркестанского и Оренбургского военных округов были направлены к Хиве самостоятельные отряды такой силы и состава, чтобы по достижении каким-либо из них ханства он мог один выполнить задачу.

По своем соединении отряды должны были поступить под общее начальство генерала Кауфмана.



Войска двигались эшелонами по безводным, песчаным пустыням, претерпевая все ужасы безводия. Верблюды падали массами от бескормицы и утомления. Во всех колоннах пришлось бросить часть провианта и сжигать все лишние вещи до последней смены белья, сохраняя верблюдов только для сухарей, патронов и воды.

При 40 градусах жары среди раскаленных песков люди испытывали муки жажды и голода, но мужественно двигались вперед, воодушевленные своими офицерами, которые отдали своих верховых лошадей слабым солдатам и несли сами по нескольку винтовок.

Красноводская колонна кавказских войск (полковника Маркозова) с половины пути должна была вернуться обратно в Кисловодск, потеряв почти всех верблюдов, половину лошадей и множество больных, пораженных солнечными ударами.

.

Оренбургская колонна, богато снабженная хорошими крепкими верблюдами, несмотря на 1400-верстный путь до Хивы, относительно хорошо справилась со своей задачей.

Туркестанский отряд, с коим следовал генерал Кауфман, едва не погиб от безводия на пути между колодцами Алты-Кудук и Аму-Дарьей. Пришлось отправить всех животных и водоподъемные средства за водою обратно за 8 верст на колодцы Адам-Крылган, откуда, напоив животных, нам привезли воду, с которою мы дошли до Аму-Дарьи, бросив все тяжести, кроме патронов и сухарей.

Последний раз надев чистое белье, сожгли все вещи. Мы избавились от гибели и с честью вышли из своего критического положения благодаря решительности и мудрости генерала Кауфмана.

На последнем, самом тяжелом переходе мы отбросили туркменскую и хивинскую конницу. На убитых лошадях хивинцев мы нашли арканы, которыми туркмены собирались нас вязать, предполагая, что мы уже совершенно обессилены. Нельзя описать восторга, когда на горизонте во время боя с неприятелем мы увидели три холма Уч-Учака, озеро Сердавакуль, блестящую ленту Аму-Дарьи и далекие Питнякские сады другого берега.

Боевые цепи взяли ружья к ноге, не обращая уже больше внимания на наседающего неприятеля. Громкое ура огласило пустынные окрестности — все животные почуяли воду, лошади ржали, верблюды ревели и бросались вперед. Люди плакали от восторга, обнимались и целовались. Почтенный старик Кауфман, сняв фуражку, объезжал войска и благодарил их именем государя императора.

Неприятель старался задержать нас на перекрестке, заняв левый берег своими батареями и массою пехоты. Наш артиллерийский огонь быстро сбил их, и мы переправились через широкую, величественную Аму-Дарью (500 сажен), вошли в недоступный и таинственный Хивинский оазис.



Встреченный задолго еще до города депутацией почетных туземцев с дядей хана Эмир Уль-Умра и его братом, изъявившим полную покорность за хана, который бежал к йомудам, Кауфман приказал немедленно прекратить бомбардировку города. На площади перед дворцом был отслужен торжественный благодарственный молебен и панихида по Петре Великом и князе Бековиче-Черкасском.

Дворец был занят одною ротою, войска же были выведены в лагерь, около ханского сада Гендемиана на берегу широкого канала Полван-арыка, где на другой же день войска быстро построили из камышовых циновок высокие прохладные бараки. Люди отдыхали, мылись, купались в глубоком Полван-арыке, пекли хлеб, варили квас, прекрасный жирный борщ, отъедались до отвала, обшивались и отдыхали от тяжелого похода. Офицеры отряда под Хивой ездили в гости к кавказцам, где их забавляли и всячески угощали шашлыками и добрым кахетинским и чудной лезгинкой, которую художественно танцевали всадники Дагестанского конного полка, почти все юнкера — седобородые старики, широкоплечие, с юношескими талиями. Некоторые из них еще были мюридами Шамиля и показывали чудеса настоящей старинной джигитовки. Пошла большая мода на все кавказское, офицерство скупало у всадников-дагестанцев оружие и седла. Из города мы получали в изобилии все жизненные припасы и чудные фрукты, в особенности восхитительные дыни, славящиеся на всем Востоке, и чудный виноград.

Кауфман и его штаб поместились в восхитительном ханском загородном саду Гендемиане, вокруг которого лагерем расположились туркестанские войска. Хивинский хан Сеид-Магомет-Рахим Богадур-хан при нашем приближении бежал из Хивы в город Хазават к туркменам, вместе с которыми предполагал продолжать борьбу, но 2 июня вернулся и явился к генералу Кауфману с изъявлением покорности.



Оседлое население Хивинского оазиса всецело покорилось русской власти, но хан был бессилен заставить это сделать туркмен-йомудов, этих янычар Хивы, которые выставляли более 20 000 хорошо вооруженных и смелых воинов. Туркмены фактически правили Хивой, их подчинение хану было номинальное. Они не платили податей, безнаказанно грабили оседлое население, зачастую убивали ханов и возводили нравящихся им претендентов на престол. Нежелание туркмен подчиниться требованиям Кауфмана внести контрибуцию в 300 000 руб. вынудило прибегнуть к силе.

Для сбора контрибуции Кауфман двинул 7 июля в центр туркменских кочевий отряд туркестанских войск (8 рот, 8 сотен, ракетную батарею и 10 орудий) под начальством генерала Головачёва. На границе своих земель йомуды выслали к начальнику отряда свое посольство с предупреждением не двигаться дальше, ибо они решили драться до последней капли крови и допустят русских только через свои трупы.

Когда наш отряд следовал из Хазавата к Змукширу (бывшей громадной калмыкской крепости), наша конница под начальством полковника Блока настигла караван уходивших с обозом туркмен. Обоз был захвачен и сопровождавшие его туркмены оттеснены к реке, в которой большая часть их погибла.

Продолжая движение к Змукширу, отряд 13 июля достиг селения Чандыр (на границе великой пустыни, в 85 верстах от города Хивы). Близ него 13, 14 и 15 июля включительно произошли самые упорные бои с туркменами, дравшимися, особенно в последний день, на жизнь и смерть.

Еще 13 июля после полудня масса туркмен обратилась против отряда, часть которого защищала лагерь, а другая была выслана вперед. На ту и на другую противником был произведен целый ряд отчаянных атак, но они были отбиты огнем картечниц и пехоты. Несмотря на поражение, туркмены в ночь на 15 июля возобновили нападение с еще большими силами и удвоенной энергией. Когда наш отряд, имея впереди конницу, вытягивался в 3 часа 30 минут утра по дороге в Ильяны, ракетная батарея знаменитого капитана Янышева моментально поставила станки и начала пускать ракеты, которые в темную июльскую ночь пугали туркменских лошадей, и они шарахались в сторону.



Густые массы туркменской кавалерии с посаженными на крупы лошадей пехотинцами все ближе и ближе надвигались на наш боевой порядок. Подскакав на сотню шагов до него, конные ссаживали пеших, которые в одном белье, босиком, с шашкою в правой руке и закрыв глаза левой, очертя голову, с полнейшим презрением к смерти и с отчаянным криком бросались на наши войска. Некоторым удалось ворваться в наше боевое расположение, где они были приколоты или изрублены.

Громаднейший туркмен уже тащил с лошади за револьверный шнур Евгения Максимилиановича Романовского, герцога Лейхтенбергского, в то время как другой уже занес свою шашку, готовясь отрубить ему голову, когда молодой купец-волонтер А. Е. Громов убил обоих из винтовки и спас жизнь герцога. Чудные туркестанские стрелки отчетливыми меткими залпами в упор встретили бешеную атаку, непрерывные волны которой разбивались, как прибой о скалы, от губительного огня берданок и картечи артиллерии.

Незабвенные ротные командиры 2-го Туркестанского стрелкового батальона, хладнокровные финны — капитаны Бакман и Ренау, не выпуская изо рта трубки, артистически вели выдержанный огонь и нередко отставляли залпы, если им казалось, что есть какое-то волнение.

≪Гильзы не бросайте! ≫ — все время требовали они от своих рот. Офицеры, стоявшие в строю, все время стреляли из револьверов в упор. Фланговые ряды 2-го Туркестанского стрелкового батальона были изрублены. Начальник отряда и почти весь его штаб были переранены холодным оружием, и алая кровь громадными пятнами покрывала их белые кителя и фуражки. Более 45 минут продолжалась атака, и каре гудело залпами и частым орудийным огнем.



Масса трупов и убитых чудных лошадей покрывала местность впереди наших войск. Местами лежали густые кучи трупов около своих седобородых ханов и старшин — патриархов библейского типа. Серебряные уборы лошадей, красиво оправленное оружие было добычей нашей конницы. Со стороны туркмен участвовало в этот день в бою не менее 10 тысяч конных и 7—8 тысяч пеших.

Много пало предводителей и сердарей. Наши потери от холодного оружия: 5 офицеров и более 40 нижних чинов (изрубленных шашками).

Пополнив снаряды и патроны, отряд Головачёва двинулся преследовать туркмен. Первые восемь верст пройдены были спокойно, но затем неприятельская конница снова окружила отряд и производила нападения, особенно в тыл, стараясь приостановить движение войск. Наш общий боевой порядок в эту минуту представлял двигающееся каре, внутри которого находился небольшой обоз. На высоте заднего фаса — уступами, во взводных колоннах шла конница. При каждом новом нападении отряд приостанавливался, и артиллерия выезжала туда, где масса туркмен представляла лучшую цель. На канале Ходжа-Куня отряд стал на ночлег. На следующий день, продолжая преследование, русские настигли, наконец, семьи и все имущество спасавшихся туркмен. Казаки двигались впереди, после горячей схватки овладели тремя тысячами арб (нагруженных имуществом), построенных в три больших вагенбурга. При этом у неприятеля убито 500 человек и захвачено более 10 тысяч верблюдов и разного скота, кибитки, все имущество и семьи туркмен. Ряд поражений и бой под Чандыром, сломивший сопротивление туркмен, заставили их подчиниться безусловно воле командующего войсками.



В ожидании внесения первой ее части туркестанский отряд простоял несколько времени лагерем около селения Ильяны. Туркменам было разрешено вносить контрибуцию туземными серебряными монетами и женскими серебряными украшениями по весу: 15 копеек за золотник. Туркмены, нуждаясь в деньгах, продавали чудесных лошадей, ковры, палатки, красивые, пестрые, весьма прочные и небольшие войлоки и украшения кибиток.

Таким образом было покорено и навсегда усмирено непокорное воинственное племя йомудов, сделавшееся после этого самыми усердными и покорными слугами Белого царя. На Хивинское ханство наложена контрибуция. Хивинский хан сделался русским вассалом. Все рабы освобождены. Хивинский рынок открыт для нашей торговли. Из всего оазиса занят нами лишь небольшой участок на правом берегу Аму-Дарьи, против Хивы, для возведения укрепления Петро-Александровское, с достаточным гарнизоном для управления оттуда всем ханством. Этот участок земли на правом берегу Аму-Дарьи в административном отношении составил так называемый Аму-Дарьинский отдел в числе прочих областей Туркестанского края. По водворении порядка в Хивинском ханстве и заключении с ханом мирного договора начался обратный поход наших войск по знакомой уже дороге.



Легендарный Хивинский поход 1873 года в глазах всего мусульманского мира поднял до небывалой высоты могущество России и ореол ее непобедимости. Он доказал всему остальному миру, что для чудо-богатырей — русских войск — нет ничего невозможного. Им не страшны ни непроходимые знойные безводные пустыни, ни широкие быстрые реки, ни горы Сент-Готарда, Кавказа, Тянь-Шаня, Алтая, Памира (а когда понадобится, то и Гиндукуша), ни неприступные позиции Деве-Бойну, с его фортами и Эрзерумом, ни циклопические стены Пекина, ни высокие городские стены Ташкента, Чимкента, Самарканда, Коканда, Маргелана, Джизака, Ходжента, Ура-Тюбе, Геок-Тепе, Андижана и Махрама.

В странах за Гиндукушем народы завидовали нашим подданным туземцам. Они с восторгом и надеждой смотрели на светлый образ России, ее справедливое гуманное управление и обращение с туземцами, которых Россия не обременяла непосильными налогами. Они видели, как под русским управлением край расцветал, население с каждым годом богатело, культура распространялась, как все жили мирно и спокойно под могущественным покровительством и скипетром Белого царя.